— За сколько? — интересуюсь я.

— Просит восемьдесят тысяч ливров, но, думаю, согласится и на семьдесят пять, — отвечает тесть и объясняет: — Драгунских полков стало много, а имеющих деньги на покупку чина — мало. Те, у кого есть деньги, предпочитают чин в кавалерии, хотя он и дороже. Зато престижнее.

— Ты хочешь стать командиром полка? — спрашиваю я напрямую.

— У меня нет таких денег, — отвечает он, — Если патент полковника покупает человек с небольшим опытом, к нему назначают более опытного подполковника. Если купишь ты, я могу стать подполковником, продать патент капитана и дать дочерям хорошее приданое, — и добавляет приманку: — Четверть этих денег пошла бы твоей жене, чтобы и ей не обидно было.

Да, моей жене не хватает по жизни только приданого вдогонку в сумме аж десять тысяч ливров!

— Тебе не придется ничего делать, только иногда приезжать в полк. При этом будешь получать жалованье полковника. Все остальное буду делать я, — продолжает тесть.

Сейчас продаются только два чина — капитана и полковника. Все остальные надо выслужить. В мирное время это трудно без протекции. Впрочем, и в военное не намного легче. Разве что повезет совершить подвиг на глазах у короля, но венценосец почему-то всегда смотрит не в ту сторону, где геройствуют бедные дворяне.

— Можно купить, — соглашаюсь я. — Поговори с ним. Скажи, что у меня свободных денег только семьдесят пять тысяч. Если начнет упрямиться, пусть ищет другого покупателя.

— Я могу добавить пять тысяч, — сказал тесть, которому очень хочется стать подполковником.

— У меня хватит денег на два таких патента, — говорю я, — но зачем дарить лишние пять тысяч Батисту де Буажурдану?! Откажется — не упрямствуй, не настаивай. Пусть поищет покупателя. Скажи, что ближе к весне я начну закупать товары для нового рейса и тогда и семьдесят тысяч не смогу найти.

— Обязательно скажу, — обещает он.

Когда мы вернулись к женщинам, Матье де Кофлан еле заметно кивнул жене. Это не ускользнуло от моей жены.

Ночью Малу устроила мне допрос, хотя, уверен, мать ей рассказала, о чем со мной собирается поговорить отец.

— Что он хотел от тебя? — спросила она, прикидываясь несведущей.

— А что еще хотят от богатого родственника?! — ответил я вопрос.

— Это понятно, — произнесла она. — А зачем?

— Хочет, чтобы я стал командиром полка, а он — подполковником, — рассказываю ей.

Мари-Луиза выдает радостный вопль, не слишком громкий, и провозглашает:

— Мы будем полковником!

Говоря о своем муже или детях, женщина употребляет «мы». Не потому, что считает себя частью их, а потому, что их считает частью себя. На счет детей они, конечно, правы, а вот на счет мужа возможны варианты.

Вновь испеченный губернатор не стал торговаться. Наверняка надеется вложить деньги в заморскую торговлю и разбогатеть. Я даже могу перечислить купцов, которые подскажут ему, куда выгоднее вложить деньги. Одним из пунктов договора с Батистом де Буажурданом, сеньором де Буэр, было условие, что подполковником станет мой тесть. Кандидатура была одобрена военным министром. Впрочем, я уверен, что военный министр Франсуа-Мишель Летелье, маркиз де Лувуа и с этого года еще и граф Тоннер, даже не догадывается о существовании Матье де Кофлана, поднявшегося из капитанов в подполковники.

Я съездил с тестем в расположение полка, познакомился с моими подчиненными. Матье де Кофлан подробно мне рассказывал о полке. Я делал вид, что мне все в новинку. Итак, воинское подразделение, командиром которого я числился, состояло из пяти войск или эскадронов, в которые входило по три роты по пятьдесят-шестьдесят человек в каждой. Французские полки меньше, чем у англичан, немцев, голландцев, порой в разы, зато в них больше офицеров. Так понимаю, создавали рабочие места для обедневшего дворянства. Впрочем, многие дворяне служили рядовыми или унтер-офицерами. Цвета мундиров в полках, принадлежащих дворянам, разрешалось выбирать полковнику, кроме синего, «королевского», и красного — цвета полков старших офицеров. У моих были серые шапки с обязательным у драгун шлыком — высоким остроконечным верхом, как у колпака, только мягким, свисающим набок или назад — и камзолы с зелеными обшлагами. У сержантов и унтер-офицеров цвета были наоборот. Офицеры ходили, в чем хотели, но большинство придерживалось в одежде цветов полка, добавляя яркие галстуки и заменяя шапку со шлыком на фетровую шляпу с перьями, и перед боем облачались в кирасу, если имели таковую. Основное оружие драгунов — облегченный мушкет, чтобы можно было стрелять без упора. Бандельеры (патронташи), которые раньше носили через плечо, остались в прошлом, сменившись патронными подсумками, которые носились через плечо справа, а рядом крепили к поясной портупее штык в ножнах. Он теперь не вставлялся в ствол, а насовывался на него, чтобы можно было и стрелять, хотя заряжать пока не очень удобно, штык мешал немного. Слева к портупее пристегивали палаш. На вооружении также был шанцевый инструмент — лопата или кирка с короткой рукояткой, которые крепили к седлу. Как говорили драгуны, пот экономит кровь, и десять метров траншеи лучше, чем один метр могилы. Лошади в полку почти все были одной масти, гнедой, что меня порадовало. Сейчас принято по масти лошади определять принадлежность к полку. По такому случаю я купил себе еще трех гнедых жеребцов, рослых и не пугливых, выучку и уход за которыми поручил своим адъютанту, лейтенанту Николя де Рибекуру — услужливому молодому человеку двадцати четырех лет от роду, который мог стать мужем моей жены, если бы поменьше выпендривался. Ему все же не удастся избежать семейства де Кофлан, только удовлетвориться придется третьей дочерью. Зато в приданое ей дадут аж десять тысяч ливров, что в два раза больше, чем он мечтал получить за вторую дочь.

Заодно я наконец-то осмотрел замок бретонских герцогов. Ничего интересного не увидел, если не считать огромные паутины в некоторых углах под высокими потолками. В свое время я таких замков перевидал множество. Приказал удалить паутины и сделать ремонт и поменять мебель в моем кабинете.

Еще через пару недель Матье де Кофлан продал свой капитанский чин за сорок тысяч ливров. Скидку не делал потому, что было несколько желающих купить его. Выиграл тот, который выложил тридцать тысяч, а еще десять зачлись ему, как приданое за четвертую дочь подполковника. Это был прапорщик моего полка Анри де Баланьи, двадцати двух лет, у которого внезапно умер отец, оставив наследство в тридцать с небольшим тысяч ливров. Мой тесть и пятую дочь бы спихнул, желающих получить десять тысяч и породниться с полковником и подполковником было много, особенно среди офицеров полка, но она была еще слишком молода. Ее приданое было вложено в торговые операции, в те же, что и деньги губернатора. Последние десять тысяч стали приданым моей жены Мари-Луизы. Она этих денег не увидела. Это была слишком большая сумма для женщины, могла пошатнуть ее моральные устои, даже несмотря на беременность.

В марте король издал декрет, сразу получивший название «Черный кодекс». Теперь использование рабов в колониях и только в колониях разрешалось официально. Они из просто тягловой скотины превращались в тягловую скотину с привилегиями. Отныне с рабами надо было хорошо обращаться, кормить-поить их, платить пенсию по старости. Рабам разрешалось иметь собственность. Так понимаю, с этого дня каждый из них становился собственником своих оков. Хотел бы я посмотреть на плантатора, который будет соблюдать этот кодекс.

После Пасхи сыграли сразу две свадьбы. Из-за этого мне пришлось задержать выход в море. На этот раз я решил освоить новый маршрут. Как мне рассказали на Эспаньоле, несколько групп флибустьеров пересекли Панамский перешеек и оказались на берегу Тихого океана. По словам тех, кому удалось вернуться, испанцы там непуганые и добычи валом. Почему бы не смотаться туда и не проверить, как оно на самом деле? Давненько я не бывал в тех местах. Интересно будет посмотреть, что и как там сейчас.